Ей снилось море. Такое тихое и спокойное, напевающее свою нежную песню — кажется, где-то там была и сама Алиса. Ступала по мягкому, белоснежному песку и слушала плеск воды. Это был лучший сон за последние недели — правда, так продолжалось недолго. Над головой Лонгботтом чернело небо, а вода обжигающе хлестала по ногам. Спустя всего секунду на нее уже надвигалась огромная, мощная волна — Алиса начала задыхаться, барахтаться и в следующий момент вдруг распахнула глаза.

Просто сон. Просто испуг. Лонгботтом привычно морщит аккуратный нос, на секунду зажмуривается и приподнимается на кровати — точнее, пытается это сделать. От резкого движения перед глазами вдруг снова темнеет, а голова, почему-то страшно тяжелая, падает на подушку. В висках все еще шумят отголоски моря, и девушка поворачивается.

Вокруг лишь белоснежные стены, на которые падают лучи солнца — взгляд упирается в желтоватую тканевую ширму. Левее виднеется край еще одной кровати, с металлическим изголовьем — на ней лежит человек. Лонгботтом чувствует, как рой мурашек пробегает по рукам, и поворачивает голову в другую сторону — абсолютно тот же вид.

Только теперь Алиса поняла, что она не дома. Пальцы на момент сжимают хрустяще-чистую простынь, и в нос ударяет типичный запах больницы. По телу сильнее пробежала дрожь — Лонгботтом начала быстрее дышать и воспоминания разом упали на нее, будто массивная глыба. Она была в толпе. Толпе незнакомцев, которые что-то активно обсуждали. Она пришла туда, кажется, в полдень — и что-то искала. Кого-то? Ах да, Фрэнка. Он до последнего сомневался, что она все-таки придет. Глупый.

— Фрэнк, — шевелить губами оказалось странно. Пересохшие и потрескавшиеся, они еще сохранили привкус рассыпавшегося бетона. Бетона и почему-то крови. Да, точно. Пол под ее ногами уходил. Стены тряслись, будто кто-то решил передвинуть здание. Кажется, на нее что-то упало, а потом... Потом все мгновенно погасло. Страх вдруг разрастается, заполняет и без того ватное сознание, оставляя лишь одну мысль, — Где Фрэнк?

Лонгботтом вновь пытается встать, правда, на этот раз со всем свойственным ей упорством — резко садится на кровати, дышит глубоко, до боли в ушибленных ребрах, и вдруг встречается взглядом с мужчиной. Который почему-то сидит на ее кровати. На секунду Алиса чувствует, что уже видела его — эти глаза, этот острый и пронзительный взгляд. Страх, никак не отпускавший девушку, заставляет вцепиться незнакомца.

— Где мой брат? — она повышает голос, железной хваткой сжимая пальцы на предплечьи мужчины. Видимо, это один из колдомедиков — Лонгботтом пытается фокусировать взгляд на лице мужчины, но это оказывается трудно. Сразу сердится на себя, раздраженно трясет головой, пытаясь избавиться от проклятого шума в ушах.

— Вы что, не слышите меня? Фрэнк Лонгботтом, он здесь? — Алиса повторяет громче, даже не думая о спокойствии тех самых людей, которые лежат на соседних кроватях. От разговоров горло саднит, дышать становится труднее. Не дожидаясь ответа, девушка грубо отталкивает мужчину и опускает ноги на пол, чтобы резко встать — и тут же опереться на плечо незнакомца, почувствовав, как теряет сознание, — Мне нужно его найти.

Он не врач. Почему-то утомленное сознание Алисы уцепилось именно за эту фразу, пока незнакомец настойчиво пытался уложить ее обратно на скрипящую койку. Вот глупец. Будь в ней хоть немного побольше сил, он бы увидел, как ведет себя Лонгботтом с настолько наглыми людьми. Девушка бормочет что-то упрямое, усиленно хмурит брови, но падает головой на подушку, пропахшую не слишком приятными зельями. Не врач. Но тогда кто?

С бледных губ Алисы почти срывается вопрос — но она замечает, что молодого человека уже нет рядом. Девушка садится, оглядывает помещение — он стоит возле группы целителей, о чем-то разговаривая с ними. Высокий, темноволосый. В сознании, которое сейчас напоминало подтаявшее желе, просыпается образ — он тоже был там. Был, когда здание начало разрушаться. Она как раз отвечала на его взгляд — такой пристальный и холодный, что не заметить его было трудно.

Сейчас это все не имеет значения. Лонгботтом несколько раз быстро моргает, ладонью шлепает себя по щеке — чертовы целители накачали ее усыпляющим зельем, от которого каждая мышца ощущалась, как вата. Девушка оценивающе оглядывает себя — джинсы, чуть более рваные, чем обычно, были покрыты тонким слоем бетонной крошки. Любимая футболка с концерта «Ведуний» была покрыта пятнами — Мерлин знает, от чего. Лонгботтом проводит ладонью по волосам, убирая прядь за ухо, растирает затекшую шею — пальцы случайно касаются цепочки.

Как она могла забыть? Алиса мгновенно просыпается и находит кулон, сжимая его в пальцах и зачем-то разглядывая — холодный. Настолько холодный, насколько в принципе может быть серебро. Девушка шумно выдыхает, на секунду прикрывая глаза и прижимая серебряное сердце к груди, где быстрее забилось ее, настоящее. Сомнения в действенности артефакта исчезли, когда над головой раздался уже знакомый голос мужчины. Не пострадал.

Лонгботтом отпускает украшение, пряча его под ворот футболки, и поднимает взгляд — да, это он. Тот незнакомец из толпы. Алиса осторожно встает, еще покачиваясь на ватных ногах, и не торопится отвечать — зачем-то рассматривает небрежную щетину на чужом подбородке, скользит взглядом по острым скулам и останавливается на глазах, — Да. Пойдем.

Пожалуй, она руководствовалась исключительно любопытством. Незнакомый и вполне симпатичный молодой человек попадает с ней неизвестно в какую беду, затем приходит к ее больничной койке, носится по коридорам в поисках ее брата, а тут вдруг приглашает в свою палату. Лонгботтом послушно (даже слишком) идет рядом с мужчиной, невозмутимо поглядывая на него и прищуривая взгляд.

— Ты же не маньяк-извращенец, да? — девушка проходит в помещение, оставляя вопрос висеть в воздухе. Впрочем, даже если у него были корыстные намерения, это того стоило. Лонгботтом оказалась в большой, светлой и чистой палате — на столике стояла ваза с фруктами и кувшин воды, вместо койки посреди комнаты находилась удобная кровать. Алиса хмыкает, проводя пальцами по краю кровати, — Маньяк с толстым кошельком, похоже.

Лонгботтом знала, что нужно делать. Она слишком хорошо знала больницу и слишком хорошо разбиралась в том, как действуют врачи — всего секунда и пальцы девушки находят папку на краю кровати, куда целители заносили все данные о пациенте. Беглый взгляд, пока незнакомец не спохватится, и вот оно — совсем не то, чего на самом деле ожидала Алиса. Скорее, даже противоположность ее ожиданий.

— Значит, Паскаль Нотт? Тогда понятно, откуда у тебя эта палата, — Лонгботтом не призналась бы даже себе, что напряглась. Скорее захотела вернуться в шумное, дурно пахнущее помещение, чтобы чувствовать себя хоть немного в своей тарелке. Вместо этого девушка, следуя своим не слишком здравомыслящим инстинктам, подошла ближе к молодому человеку и посмотрела на него снизу вверх, — Ну и что богатенькому Паскалю Нотту нужно от Алисы Лонгботтом? Ты же уже понял, кто я. Совсем не твой тип.

Алиса Лонгботтом всегда была наглой. Наглой, невыносимой и дерзкой — какой-нибудь маггловский психолог обязательно сказал бы, что она прячет за этой стеной свою чувствительность и тонкую душевную организацию. Но нет. Просто Лонгботтом имела непробиваемую уверенность в себе, которая порой могла выходить за рамки приличий. Зато ей всегда нравилось, когда собеседник не пасовал перед ее напором — так ведь намного интереснее.

Вот и сейчас девушка довольно хмыкнула, выслушивая речь о своих родителях и мифической тактичности. Чуть прищурила глаза, одним движением тонких пальцев убирая от лица мешающие пряди волос. Пожала плечами, медленно отворачиваясь и делая несколько шагов — ее взгляд скользил по белоснежным стенам и простыням, прикрытому тонкой шторкой окну. Ей хотелось касаться беззаботной, вызывающе-смелой, но в голове Алиса прокручивала дилемму — уйти или все-таки остаться. Может, чертовы психологи не так уж ошибаются?

— Обычно люди представляются прежде, чем зовут едва знакомую девушку в свою палату, — Лонгботтом усмехается, проводя кончиками пальцев по керамической вазе с фруктами на прикроватном столике. Берет яблоко, чтобы несколько раз задумчиво подбросить его в воздух, ловко поймать и надкусить. Кажется, она не ела со вчерашнего вечера?

Журналист. Лонгботтом не любила журналистов. Отец часто говорил, что газетчики не давали ему покоя многие годы и до сих пор любят присылать сов, чтобы в очередной раз напомнить о войне. Журналисты копаются в чужих жизнях, выворачивая все наизнанку. Алиса поморщилась — то ли от того, насколько кислое было яблоко, то ли от собственных мыслей. И все же она опустилась на кровать возле Нотта.

— Не вздумай вставлять в свой репортаж мое имя, — она серьезно смотрит на молодого человека. Нотт и журналист. Неплохой коктейль из того, что вызывало неприязнь у девушки. Но его речь, его глаза и поведение — почему-то Лонгботтом не готова была так просто уйти. Хотя, возможно, ей просто хотелось высказаться после произошедшего и разделить страх с тем, кто это поймет. Да, она очень хреново разбиралась в психологии.

— Я шла к своему брату. Фрэнк участвовал в мероприятии «Открытого движения», очень гордился этим. Хотела поддержать, — Алиса вновь пожимает плечами, инстинктивно находя медальон под футболкой и на секунду сжимая его в едва дрожащих пальцах. Все еще холодный. В голове звучит голос брата, который еще утром трижды напоминал ей о мероприятии. Время, место, пересказывал программу и даже сунул в ее сумку бумажный флаер. Чудной Фрэнк.

— Минут десять я пыталась найти Фрэнка и затерялась в толпе. Увидела тебя. Да, если ты не знал, я заметила, как ты пялился на меня, — Лонгботтом закатила глаза, чуть нервно усмехаясь и вновь откусывая яблоко. В ушах вдруг снова зазвенел шум толпы, смех студенток и строгие голоса преподавателей, которые курировали происходящее. Украдкой она поглядывала на Нотта, пытаясь понять, действительно ли он ничего не помнит. Ведь нашел же ее здесь. Значит помнит.

— В этот момент все здание задрожало. Я даже не успела ничего сделать или подумать. Через секунду на меня, похоже, что-то упало. Следующее, что я помню — как уже здесь, в больнице, ты коснулся моей шеи, извращенец, — Алиса откашливается, пытаясь снова перевести все в шутку, но на момент хмурит брови и упирается взглядом в стену, — Думаешь, это… еще повторится?

Пальцы вдруг сильнее сжали уже печально-обгрызанное яблоко — Лонгботтом несколько секунд разглядывала фрукт и прицельно забросила его в ведро для мусора. Тренировки для квиддича хоть где-то пригодились, надо же. Какие идеи у нее могли быть? Алиса ничего не знала о политической обстановке в стране — наоборот, специально ограждала себя от всего, что могло быть связано с этой мерзкой темой. Не училась, не работала в Министерстве — лишь занималась музыкой и варила кофе в крошечном маггловском заведении. Лонгботтом несколько лет, по кусочку собирала свой маленький мир, чтобы не пускать туда отголоски чужого прошлого. И сейчас поняла, что это было бесполезно.

— Зачем кому-то нападать на Гермиону? — Лонгботтом произнесла это негромко, почти шепотом, глядя в невидимую точку на белой стене, но сразу же почувствовала себя неисправимым ребенком. Глупым подростком, который видел в Министре чуть строгого, но любимого практически-члена семьи. Женщину, на чьих коленях она сидела, приходя в гости — у которой выпрашивала сладости, пока этого не видел отец. Хотя теперь, в ее-то возрасте, стоило видеть политическую фигуру, с чьими взглядами многие могли быть не согласны. Например, такие, как Паскаль Нотт.

Оттенки флирта во фразе Нотта Алиса встречает фырканьем — чуть отодвигается от молодого человека, а затем вовсе встает с кровати. Она всегда была уверена, что нельзя судить о людях предвзято — всегда говорила, что человек может измениться. Но сейчас ее вдруг охватил липкий страх — голова закружилась, напоминая о недавней травме, и девушка прикрыла глаза. Паскаль продолжает рассуждать о случившемся, лишь подпитывая тревогу Лонгботтом, и та отступает к окну, чтобы опереться о подоконник.

— На пороге? Интересно, на какой стороне тогда стоишь ты? — Алиса облизывает пересохшие губы и смотрит на едва заметное отражение в окне. Ее волосы были в беспорядке — на прядях остались следы рассыпавшегося бетона, возле виска виднелось пятно засохшей крови. Кожа девушки была белее больничных стен — под глазами нарисовались синяки. Лонгботтом морщится, проводя пальцем по царапине на щеке, и отворачивается от окна. Не лучший момент для знакомства, — Мне кажется…

Негромкую фразу Алисы прерывает стук в дверь — в палату заходит целитель в белоснежной мантии, сливаясь со стенами. Сердце Лонгботтом почему-то сжимается, будто вот сейчас он скажет ей плохие новости — но мужчина, которого она часто видела в больнице, лишь называет ее по имени и просит вернуться в палату. Ее ищет отец. Значит, хотя бы с ним все хорошо — кровь отливает от гудящих висков. Пальцы инстинктивно нашаривают кулон, который только немного потеплел от жара самой Алисы — девушка успокаивается и кивает, обещая, что сейчас подойдет. Целитель спокойно выходит из палаты.

— Что ж, мне пора возвращаться в палату обычных людей. Спасибо за компанию, извращенец, и удачи с твоей статьей, — страх понемногу отпускает, и к Алисе возвращается непринужденная манера общения. Девушка улыбается только краем губ, вновь тянет руку к вазе с фруктами, чтобы взять еще одно, на этот раз ярко-красное яблоко. Задумчиво подбрасывает его в воздух — ловко ловит, открывая дверь, и теперь вновь смотрит прямо в глаза Паскаля, — Если захочешь чашку хорошего кофе, то найди меня. До встречи?